Путешествие паломника: путешествие, которое мы все совершаем в течение года

Когда взошла Луна дня святого Михаила, предвещая наступление зимы, Сэр Гавейн часто вспоминал о своём опасном путешествии. Однако до Дня Всех Святых он оставался с Артуром, и в этот день они устроили большой пир в честь героя, с большим весельем и изобильным угощением Круглого Стола

Гавейн и Зелёный Рыцарь

Пилигрим: латинское peregrinus, «за пределами страны», пришедший издалека.

Peregrinatio: средневековый романтический мотив, использующий мирскую метафору для духовного прогресса.

По завершении славного лета, «...когда Зефир легко дышал на цветы и травы...», холодный северный ветер предвещает торжественные перемены, когда Мрачный сезон приближается ко двору Артура. На празднике Всех Святых группа рыцарей собралась в своём кругу, устроила пир со своим королём Артуром. Собрание омрачилось, как нам рассказывают, когда Гавейн, рыцарь-искатель Грааля, проникнутый средневековым гностицизмом Лангедока, обратился к Артуру, своему дяде: «Мой лорд, владыка моей жизни, я должен уйти. Ты прекрасно знаешь, как обстоят дела без лишних слов, завтра я должен отправиться на поиски Зелёного Рыцаря».

Так начинается путешествие нашего героя, который как паломник отправляется в Зеленую Часовню (вечнозелёную в отличие от Пустоши, которая представляет зиму) в стремлении выполнить обещания старого года – он кажется хладнокровным и собранным перед этим путешествием, в конце которого он обречён лишиться головы.

Это средневековое стихотворение неизвестного автора, излюбленная праздничная повесть, описывающая испытания Гавейна, когда он отправляется в годичное путешествие на дуэль со своим противником, фантастическим великаном из Зелёной Часовни. Проходя свой путь по сезонам года, Гавейн отправляется в путешествие, которое, в конечном счете, и в его собственном понимании, закончится его обезглавливанием. Пилигрим под защитой пяти точек пятиугольника или пентаграммы, символизирующими добродетели героя, прощается со своими родными и близкими, со своим домом, оставляя позади известный ему обыденный мир, о котором он заботился и защищал, желая исполнить обещание, данное Зелёному Рыцарю; обещание, которое является священной клятвой в служении своему господину, путешествие, которое он должен совершить в одиночку и которое завершится потерей головы. Поэт размышляет обо всем, что Гавейн должен оставить после себя, - об «утешении мягкого лета» и уюте королевского двора. Здесь нам напоминают о том, чем Пилигрим жертвует, совершая это паломничество в Зелёную Часовню, о тех вещах, которые не могут быть его щитом или советом во время самой трудной части поиска.

В предисловии к отъезду Гавейна поэт рассказывает нам о странном символе, с которым Гавейн связывает свою веру в путешествие к Зелёной Часовне. Это «...символ Соломона, установленный здесь и сейчас, как предвестник истины...». Пятиугольник, как нам сообщают, важен для Гавейна как символ «бесконечного узла», и его пятиугольная природа выражает его добродетель и веру. Такой мотив в средневековом сознании мог легко соотноситься с ранами Христа, и изучающие современное традиционное ведовство могли бы также вспомнить о пяти узлах и «Круге Жизни», выраженных покойным магистром Клана Тубал-Каина Робертом Кокрейном. Интересно отметить, что пять стадий жизненного цикла, если смотреть на «бесконечный узел», предполагают возвращение души, проходящей через каждую стадию воплощения. Повторяя цикл из пяти узлов компаса (плюс три, как отмечали Эван Джон Джонс и Шани Оатс), поэт, который написал о Гавейне, повторяет похожие темы через детальные выражения движения времён года.

И все они, пятикратно, были связаны друг с другом, так что у них не было конца, и были закреплены на пяти точках, которые никогда не подводили, ни с какой стороны они не соединялись и не разделялись, и вы не могли найти ни начала, ни конца. И потому на его щите был изображён узел…

Гавейн и Зелёный Рыцарь

Теперь, обратив вниманием на смену времен года и «круговорот жизни» на компасе, мы можем увидеть здесь символику как физического, так и метафизического путешествия, и то и другое происходит как реальный рискованный выход из безопасного места, освобождение от атрибутов, которые поддерживают поверхностное эго, а также как великое паломничество через одно воплощение на проявленном плане от рождения до смерти. Собственное паломничество Гавейна становится еще более мучительным из-за того зловещего факта, что в конечном пункте его, скорее всего, ожидает физическая смерть, хотя «игра в обезглавливание» представляет традиционный мотив откровения мудрости. В этом типе истории мудрость вырывается из головы героя, или заменяет ее, как Афина появляется из черепа Зевса, накладывая на мирское и профанное глубокую, возрожденную мудрость сублимированного эго. Таким образом, духовно обезглавленный умирает для мира и видит, что Пустошь становится Опасной Часовней. Связи между поэмой Гавейна и более древними языческими ритуалами и темами многочисленны, пример – «Пир Брикрена» (Fled Bricrenn).

Когда мы думаем о Пилигриме, мы вспоминаем средневековых людей, которые покидали свои дома, чтобы отправиться в духовное путешествие к святыне, собору или другому значимому месту, объединяясь с другими путешественниками на хорошо протоптанной тропе. Некоторые паломничества совершались к определённым людям или святым, таким как Томас Беккет, или для получения благословения, например, целебными водами Лурда во Франции, других путешественников привлекали видения и святые мощи. Возможно, самым большим паломничеством в христианском мире Средневековья был поиск Иерусалима, и совершение такого духовного путешествия обещало истинное очищение души и смывание грехов, возвращение к истоку, духовное возвращение домой в метафизическом смысле (средневековый Иерусалим становится мировым центром, axis mundi, духовным пупом). Так обстояло дело с рыцарем тамплиером Уильямом Маршаллом (1146-1219 гг.) и Робертом Брюсом (1274-1329), чья последняя просьба состояла в том, чтобы его сердце ушло в крестовый поход в Иерусалим.

В древние времена простые люди и короли совершали паломничество к священным местам, чтобы получить предсказания оракулов, и храмовый комплекс в Дельфах привлекал посетителей отовсюду, которые покидали свой очаг с явной целью просветления; главный храм Аполлона, который, как известно, содержит среди трёх своих принципов императив: «Познай себя».

Мотив piglrim, peregrinatio – это повторяющаяся тема в средневековом романе, включая другую анонимную и несколько гностическую поэму 14-го века, «Жемчужина»; её иногда приписывают тому же автору, который написал поэму о Гавейне. Другие литературные примеры включают Чосера, Данте и Беньяна. Аллегорическая символика peregrinatio приносит осознание испытаний каждого путешествия по жизни, и перехода от мирского к духовному осознанию, движение от трансгрессии к трансцендентности. В христианской прозе искушения приходят в виде плоти и атрибутов мирских желаний, и это область Дьявола как Противника (буквально «обращенного к») и искусителя. Герой в средневековых произведениях, включавших в себя мотив peregrinatio, или паломничества в качестве основной темы, часто подчёркивал предпочтение, отдаваемое трём кардинальным добродетелям и достижению и пониманию веры, надежды и милосердия. В некоторых таких историях есть ритуальный элемент. Здесь следует помнить, что история аллегорична, и неизбежное признание героя – это скорее признание его прегрешений на пути и примирение с самим собой. Гавейн, в конце концов, сам себе самый суровый судья. В Пилигриме есть движение от наивности и незрелости к зрелости, мудрости и возможности смерти, каждому узлу в пятиступенчатом кругу жизни.

Главная цель любого паломничества – совершить путешествие, чтобы достичь какой-то духовной или мистической цели. В случае с Гавейном это исполнение обещания, связывающего его с его судьбой, направляемой невидимой рукой Морганы Ле Фей как предвестницы Судьбы. Поэтическая тема здесь указывает на наше собственное путешествие, которое учит нас, что мы можем посвятить себя выполнению Круга Жизни с осознанием Судьбы, которая как сам автор, присутствует на каждом шагу, скрытая до момента откровения. Путь и испытания определяют, обусловливают и закаляют путешественника, и они столь же важны, как и сам фактический пункт назначения. В самом деле, путь во многих отношениях является местом назначения, и он задаётся именно пятью узлами, или добродетелями Гавейна. Как и пятиугольник, «бесконечный узел» становится символом бесконечности, с добавлением ещё трёх узлов, завершающих змею Уробороса, скрученную в восьмёрку, пожирающую свой собственный хвост.

Цель паломничества актуальна для разных культур мира и разных времён. Некоторые коренные американские индейцы использовали паломничество как личное путешествие, предпринимаемое в одиночку, как часть обряда посвящения, кульминацией которого было видение, которое они передавали племени или клану. В конечном счёте, основа паломничества как обряда посвящения заключается в том, что оно совершается без сопровождения или поддержки со стороны ловушек эго; это путешествие прочь от мирского и профанного.

Таким образом, здесь паломник подвергается испытанию на своём пути в битве ума и добродетели, где Самость выступает судьёй. Здесь мы сталкиваемся с Противником, который замаскирован под инерцию, сомнение, вину, жалость к себе и отвращение, и наше единственное утешение можно найти в Судьбе и ее преодолении. Искушение Гавейна – это соблазн плоти, это желание в противовес необходимости, он символизирует физическое и плотское желание, позднее страх смерти, скрывающий более тонкое послание, связанное с потребностями эго.

Peregrinari pro Christ (Паломники за Христа), так называемые Белые Мученики, относятся к тем немногим, особенно в кельтском христианстве, кто совершал мировое паломничество, следуя аскетической жизни и полагаясь на Провидение в обеспечении всех их мирских потребностей, направляя свой путь без фиксированного или заранее заданного места назначения. Духовная позиция становится траекторией продвижения паломников.

В конце паломничества Гавейн приходит в Зелёную Часовню и встречает свою судьбу от руки Зелёного Рыцаря, этого зелёного великана природы. Но, стоя на пороге года, он получает три символических удара и обнаруживает, что ни один из них не смертелен. Вместо этого выясняется, что Зеленый Рыцарь это не противник, как ожидалось, и не Дьявол. На самом деле Судьба в облике Морганы ле Фей является движущей силой как всей игры, так и каждого из предыдущих испытаний Гавейна, и борьба велась не с Зелёным Рыцарем, а с его собственным моральным компасом. В конце концов, именно тот Дьявол, которого он знал, был его мучителем, и он боролся с самим собой и своими страхами. Это было самым большим испытанием для Гавейна в его путешествии – его собственные действия сообщали, потерял ли он голову или нет.

Как и в «Монмуте», мастерски описанном Джозефом Кэмпбеллом (1904-1987 гг.), возвращение в нормальный мир означает, что герой вновь появляется из тёмной пещеры зимы с благом. В своём путешествии, всё время приближаясь к роковой дуэли, герой меняется, и затем возвращается в обыденное, аллегорически определяемое как двор Артура (мифологическое облачение звёзд, управляемое Большой Медведицей, Артуром и его зодиакальным Круглым Столом), формируется и трансформируется, обновляется и возрождается.

Иногда мы можем сделать привал во время нашего собственного путешествия, чтобы позволить эффектам проникнуть глубже в паузе после странствия, во время которой алхимическая дистилляция снова оседает в чистых водах. Путь, по которому мы идём, может иногда казаться трудным и извилистым, но ясность приходит, когда мы, как пилигрим, осознаём, что путь можно сделать прямым и истинным.

© Йен Чемберс

© Перевод Баньши Дану, 2020 г.