Алхимия, как я ее понимаю, - это духовная традиция, представляющая собой инструмент исследования нашего внутреннего пространства и тех пластов, что покрывают драгоценную сущность нашей сокровеннейшей души. Это путь, способ, практический метод изучения субстанции нашего бытия, посредством созерцания химического процесса. Алхимики трудились над своими ретортами, нагревая, прокаливая, сублимируя, дистиллируя субстанции, наблюдая все это время за трансформациями в своих экспериментах. Они использовали происходящее во время своих экспериментов как семенные образы для созерцаний, составляя визуальные мантры из изображений химических преобразований. Алхимики отражали и отображали эти внешние события в своем внутреннем мире. Они рассматривали процессы в своих колбах как взаимодействие и соединение духовного и материального. Дух возносился, отделяясь от вещества на дне их сосудов, и нисходил вновь, чтобы одухотворить материальное в эссенции или тинктуре. Когда алхимики воспроизводили эти эксперименты в своих душах, то проводили параллели с великой лабораторией Природы. Они рассматривали делание в своих сосудах как род микрокосма макрокосмической Природы. Живые энергии и существа Природы метафорически заключались в их сосуды, и они начали изображать алхимический процесс посредством символики животных. Например, черная жаба, была хорошим образом для кипящей черной массы вещества, вывариваемого в сосуде, в то время как, белый орел был прекрасным символом для описания белого пара или дыма, поднявшегося к горлышку сосуда от вещества, подогреваемого снизу.
Я хотел бы рассмотреть лишь некоторые наиболее важные из этих символов животного мира. Конечно, алхимики были индивидуалистами, кои работали в одиночестве, нежели, в составе братств или тайных орденов, но даже, несмотря на то, что их писания были результатами их личного опыта, метафоры животных вскоре превратились в универсальный язык. Ключевые алхимические манускрипты, зачастую украшенные прекрасными иллюстрациями были весьма широко распространены за сотни лет до изобретения книгопечатания. Работы наподобие Aurora Consurgens ^[1](приписываемой Фоме Аквинскому), Buch der Heiligen Dreigaltigheit ^[2], трудов Раймонда Луллия, Роджера Бэкона, Арнольда из Вилла Нова есть во множестве коллекций манускриптов, относящихся к тому периоду, и с этим взаимообменом идей в Европейской Алхимической традиции появился вполне понятный набор метафор. Ясность и универсальность этого набора алхимических символов привели Карла Юнга к концепции коллективного бессознательного. Хотя алхимики занимались своим внутренним деланием индивидуально и самостоятельно, но, тем не менее, они находили в погружении в собственные глубины понятный и для других язык символов.
В центре этих представлений лежало видение алхимического процесса, осуществляющегося как цикл цветовых изменений, от первоначальной черноты до совершенства квинтэссенции. Алхимик представлял себе каждую стадию процесса возвещенной изменением цвета и встречей с соответствующим животным.

 Черная стадия – Черная Ворона, Ворон, Жаба, Massa Confusa.

 Белая стадия – Белый Лебедь, Белый Орел, скелет.

 Зеленая стадия – Зеленый Лев.

 Быстрые переливы радужных цветов – Павлиний Хвост.

 Белый Камень – Единорог.

 Красная стадия – Пеликан, кормящий птенцов собственной кровью, петух.

 Окончательная трансмутация – Феникс, возрожденный из пламени.

Черная стадия, которая обычно означала начало делания, наступала либо при нагревании prima materia ^[3] в процессе Кальцинации ^[4] («сухой путь» алхимиков), либо при Путрефакции, быстрого гниения или вываривания в течение недель или месяцев (так называемый «влажный путь»). Черная Ворона или Ворон часто ассоциировались с Кальцинацией, ибо после сильного нагревания прокаленный материал обычно обуглен и расслоен и движется в сосуде подобно вороньим крыльям. Но лучшим символом Путрефакции была Жаба – разлагающаяся масса медленно пульсирует и изменяется, испуская газы, до тех пор, пока вещество не сгниет до черной массы. Другим символом этой стадии был дракон, привычный обитатель алхимических сосудов. Однако дракон – более комплексный символ и часто, изображаясь крылатым, использовался для обозначения одухотворения земной субстанции. Таким образом, дракон появлялся перед алхимиками в начале и в конце делания.
Параллельно алхимики переживали это в своих душах как уход во тьму собственного внутреннего пространства, тьму, чреватую некоей возможностью. У нас есть в значительной степени утерянное, но еще жившее в алхимиках Средневековья и Возрождения чувство, что эта тьма содержала все возможности. Словно дети мы страшимся тьмы, и для людей двадцатого века тьма зачастую содержит лишь экзистенциальный ужас - в последнее десятилетие философы от науки принесли нам этот ужасный образ «Черной Дыры», которая поглощает и аннигилирует все, что попадает в ее орбиту. Возможно, мы недостаточно пристально вглядываемся в черноту небес. Ведь если мы всмотримся в черноту космоса ясной ночью, то почувствуем множество звезд, спрятанных между известными видимыми звездами, особенно в громадных звездных скоплениях Млечного пути. Космическое пространство чревато возможностью иных миров, пока невидимых. Именно этот образ черноты мы должны попытаться обрести вновь, чтобы стать алхимиками. Эхо этого, быть может, еще живет в часто употребляемом выражении «глубокая тьма». В алхимии повстречать черную ворону – хороший знак. Так в Химической Свадьбе Кристиана Розенкрейца, когда наш герой отправился в свое странствие трансформации, он встретился с Вороной, которая по велению судьбы решила, какая из различных дорог, открытых ему, - та, что приведет его в Замок Короля.
Фаза временного появления белого цвета, которая следовала за черной стадией, символизировалась белым орлом или белым лебедем. Черная масса кальцинации после взаимодействия с другими субстанциями и нагревания покрывалась белой коркой или налетом, который порой поднимался и клубился в виде облака в горлышке сосуда, в то время как тепло производило нагретые пузыри газа, которые выходили из черной субстанции внизу . Это был Белый Орел сухого пути. При влажном способе, темная гниющая материя иногда начинала образовывать белые лоскуты, часто на поверхность всплывает белый грибок, или из массы вырастают белые кристаллы. Это может быть передано изображением Белого Лебедя, живущего на поверхности воды, но питающгося все же темной тиной со дна ручья или озера. Его белизна, контрастируя с тиной, которой он обычно питается, делала его прекрасным символом того, как духовная чистота может быть получена из не подающей никаких надежд первоматерии.
Белая стадия – это фаза, когда мы чувствуем или испытываем предвидение завершения работы. Переломный момент в завершающем периоде черной стадии - явление истоков предстоящего развертывания работы. Это та стадия катарсиса после некоего интенсивного переживания потрясающего испытания ^[5], когда мы мельком видим явление, правда фрагментарное, новой возможности – мерцающий свет в наших душах, что притягивает нас своим общением перемен. Все мы переживаем эти алхимические фазы в нашей внутренней жизни, однако ныне, окруженные образами двадцатого столетия, лишенными зачастую духовной сердцевины, мы часто не можем признать, что они имеют некую ценность, но, если мы способны использовать алхимический взгляд внутренней трансформации, в которой мы, вероятно, нуждаемся, чтобы придать форму и очертание нашему нынешнему сознанию, то мы сможем достичь внутреннего понимания и роста. Чернота для нас становится пространством возможностей, а мимолетное зрелище белизны – это показательный шаг на пути к цели, к интеграции духовного и материального в наших сущностях.
Таким образом, в алхимии эти две фазы настолько основательно связаны, что иногда орла и жабу изображают привязанными друг к другу. Орел духа удерживался земным весом жабы, тогда как земная часть нашего бытия (символ жабы) возвышалась к духу. Герметический философ Михаэль Майер включил этот символ в свой герб. Образ земного крылатого дракона порою использовался, чтобы выразить эту же самую идею. Если мы сможем почувствовать в наших душах нужду связать духовное и материальное, одухотворить материю и материализовать дух, мы подлинно осуществим развитие от черной стадии к белой.
В этой точке алхимики, как правило, часто сталкиваются с Павлиньим Хвостом, внезапным появлением цветных радужных переливов на поверхности вещества в сосуде, который приводил к мысли, что они достигли своей цели. Это могло быть результатом образования слоя масла на поверхности водянистой массы (влажный путь) или некоторых окислительно-восстановительных реакций, скажем, на поверхности расплавленного металла (сухой путь). Это было мимолетное зрелище смены цветов, которое указывало на то, что это был верный путь, и энергии, высвобожденные при изначальном явлении противоположностей, поглощались вновь. Это была середина процесса, которая могла быть ложно воспринята как его завершение. Многие имевшие это переживание в своей внутренней жизни зачастую неверно полагали, что они дошли финала делания и достигли внутренней трансформации и просветления. Их внутренне видение Павлиньего Хвоста, хотя и было, вероятно, прекрасным, являлось лишь усвоением полярностей черной и белой стадий. Далее они должны быть преобразованы в духовные тинктуры, если мы надеемся произвести какую-либо долговременную трансформацию в душе.
Не все алхимики использовали символику Павлиньего Хвоста, и иная стадия, часто имевшая место в этой точке цикла, была встречей с Зеленым Львом. Физически Зеленым Львом обычно именовался витриоль или серная кислота, получаемая путем дистилляции в сосуде зеленых кристаллов сульфата железа. Сульфат железа получался, когда богатая сульфидами железная руда выставлялась на воздухе для окисления - такой способ был наиболее доступен для средневековых алхимиков. Очень едкая серная кислота могла бы произвести основные химические преобразования во многих веществах, вплоть до растворения таких металлов как железо или медь. Зеленый Лев также мог бы быть азотной кислотой, получаемой путем нагревания селитры ^[6] и сульфата железа. Азотная кислота, будучи смешанной с кислотой, полученной из обычной соли, соляной кислотой, образует aqua regia ^[7], зеленоватого оттенка жидкость, которая могла бы растворить даже такой благородный металл как золото. Зеленый Лев, пожирающий солнце, известный в алхимии символ, изображенный во многих манускриптах и гравюрах, может быть понят, как aqua regia, растворяющая солнечное золото и образующая раствор, который легко мог бы придать металлу золотой оттенок.
Для тех же алхимиков, что работали главным образом с растительной материей и процессами, нежели имели дело с минералами, Зеленый Лев был образом зеленой грубой энергии природы, «зеленый запал, что управляет цветком», как элегантно выразил это в одной из своих поэм Томас Дилан. Здесь Зеленый Лев, пожирающий солнце, - это зеленый пигмент хлорофилл. Зеленая листва растений улавливала энергию солнечного света. Часто алхимики пытались воссоздать в своих колбах жизненный процесс и особые надежды возлагали на осадки и кристаллы, что напоминали по форме листву или растения. Здесь Зеленый Лев мог бы быть экстрактом растительного сока, который часто являлся первоматерией для их алхимического делания. Грифон, полулев и полуорел, иногда ассоциировался с завершением этой стадии. Орлиная природа Грифона давала этому гибридному существу способность подниматься в сосуде, как было отмечено выше, в известном смысле, спиритуализации Зеленого Льва.
В работе с минералами металлическая сурьма обозначалась как Серый Волк, так как, будучи расплавленной, она жадно поглощала многие другие металлы, такие как медь, олово и свинец, образуя сплавы. В этом смысле она вела себя подобно металлической ртути, которая также с легкостью амальгамировала с другими металлами. Серый Волк сурьмы стал особенно важен в алхимии с начала XVII века – ее целебные качества были популяризованы писаниями, вышедшими под именем Василия Валентина. Постепенно она стала аналогом для минерального делания Зеленого Льва растительной работы.
После появления Павлиньего Хвоста и Зеленого Льва алхимики надеялись на появление белой стадии прежде, чем появление красного цвета в их сосудах отметит новое соединение противоположностей, которые появились в начале в ходе черной и белой стадий и были усвоены.
Белая стадия была образованием белой тинктуры или камня и проистекала из следоваловавшего за кальцинацией или путрефакцией предшествующего временного появления белого цвета, с которым, однако, ее не должно путать - преступить к ней означало оказаться на более высоком уровне духовного достижения. Ее часто изображали как появление в сосуде королевы, облаченной в сияющие белые одежды. Белая тинктура обозначала процесс внутренних изменений, когда алхимик способен был ощутить и привести к целостной гармонии женский компонент души. В алхимии этот сексуальный элемент часто подчеркивался. Rosarium Philosophorum , ключевая работа середины XVI века демонстрирует соединение мужского и женского в качестве центрального аспекта процесса. Прискорбно, что некоторые комментаторы XX века задумали связать этот символизм с практикой так называемой «сексуальной магией», в которой человек стремится использовать сексуальный акт в качестве основы для магической практики. Алхимические манускрипты и книги, кажется, никоим образом не поддерживают подобное толкование. Для алхимиков соединение в сосуде мужского и женского было символом для обозначения аспекта нашего внутреннего бытия, связанного воедино. Они рассматривали минералы, растения и животных как в какой-то степени мужские и женские сущности и проецировали их трансформации в свой внутренний космос, чтобы исследовать свои собственные мужские и женские начала. Например, кислоты, которые могли бы растворять и разжижать руды металлов, рассматривались как мужские. Субстанции представляли женственность, когда они соединялись с силами роста и питания процессов в сосудах, и происходило слияние субстанций воедино в новом союзе. Металлическая Ртуть рассматривалась как гермафродит, так как она и растворяла и образовывала амальгаму с другими металлами.
Белый камень порой символизировался Единорогом, отчасти из-за белого цвета его рога, но также потому, что Единорог мог бы быть приручен прикосновением лишь чистой женщины. Таким образом, Белую Тинктуру можно ощутить, лишь очистив женственные силы внутри нашего существа.
Красная стадия или образование Красного Камня изображалось символом Пеликана. В средние века эту белую птицы с длинным, до груди клювом ошибочно представляли кормящей своих птенцов собственной кровью. В действительности же происходило следующее: птица отрыгивала пищу, пойманную ранее, а птенцы ели эту измельченную рыбу, кусочки которой попадали на грудь пеликана, из-за чего она выглядела кровоточащей. Этот миф о жертвоприношении Пеликана, кормящего птенцов собственной кровью, был гораздо более могущественном, чем прозаическая реальность, и в течение средних веков Пеликан стал символом для Христа, пожертвовавшего собственной кровью. Алхимики также взяли этот символ на вооружение и с легкостью включили его в свой символический зверинец.
Красная стадия отмечала образование Красной Тинктуры, которая преобразовывала мужские силы души, облагораживала их, и приводила их в новую гармонию, и часто символизировалось явлением в сосуде Красного Короля. В нашем внутреннем делании, мы овладеваем красной тинктурой, когда справляемся с задачей трансформации в более созидательную силу грубых энергий мужского компонента нашей души, изображаемыми порой алхимиками в образе рыцаря, размахивающего мечом.
Тинктуры в алхимии также связаны с субстанциями Мессы, красным вином и белой облаткой, кровью и плотью Христа. Отправление Таинств рассматривалось как спиритуализация душ их участников. В алхимическом языке эти белый и красный камни или тинктуры служили в точности тем же целям, хотя алхимики достигали их своей собственными усилиями по трансформации без посредничества священника. Здесь алхимия напрямую связывается с историями о Граале, которые задействуют схожие параллели между Граалем и Таинствами. Иногда красная тинктура символизировалась рогатым оленем. Олень рассматривался как благородное мужественное животное. Поэтому он связывался с Единорогом как символом белой или женской тинктуры. На некоторых алхимических рисунках, таких, как например, в Книге Ламбспринга, работе конца XVI века встреча Оленя и Единорога в лесу души изображается как часть процесса трансформации.
Финальная стадия делания часто символизировалась Фениксом, восстающим из пламени. Это отсылка к греческому мифу о птице Феникс, которая обновляет себя каждые 500 лет, принося себя в жертву на огне ^[8]. Таким образом, это род воскрешения, параллельный символу Христа, восставшего из могилы. На языке внутреннего опыта это означает возрождение в тигле трансформации. Алхимики, медитируя над теми процессами, что происходили в их сосудах, ввергали себя в море странных переживаний и, трудясь так в своих медитациях, стремясь понять внутренние параллели и смысл каждой стадии процесса, к которому они приступили – в каком-то смысле переживали внутреннюю смерть и воскрешение в устремлении к Философскому Камню. Этот камень фактически ощущался как образование островка стабильности в меняющемся море их внутреннего мира. Найдя однажды в душе этот островок стабильности, алхимики могли направить свою жизнь на путь созидания, они могли выстроить здание своей личности на твердом основании или земле своего внутреннего опыта.
Символом камня был Уроборос, змея, кусающая собственный хвост. Приступая к деланию, мы все довольно бесформенны (« Massa Confusa » или бесформенная масса – вот хороший образ) и отданы на милость колебаниям противоположностей в душе, психических энергий, что постоянно изменяются от одного полюса к другому, от наслаждения к отчаянию, от всеохватной уверенности до глубокой меланхолии и негативных установок, от света к тьме, от энергии к инерции. Для нашего сознания естественно следовать циклу пробуждения и сна, отражая цикл дня и ночи, цикл времен года. Эта двойственность отражается во многих наших внутренних переживаниях. Змея часто использовалась как символ двойственности – ее длинное вытянутое туловище отделяет полюсы головы и хвоста. Иногда вместо змеи в данном случае использовалась фигура крылатого дракона, чтобы завершить драконий цикл, начатый в начале делания. Когда змея или дракон схватили свой хвост, они объединили противоположности в цикле - для алхимиков символ достижения твердости среди дуалистических энергий душевных сил. Создание Философского Камня – это образование твердой внутренней почвы, на которой алхимические философы могли бы возвести здание своей личности, и переживание полной потенциальности человеческого бытия.
Так алхимики могли бы совершать цикл своих трансформаций, похожий на путешествие, в котором они встречались с архетипическими образами животных. Этапы этого путешествия соотносились с опытами в их сосудах, а детальные изображения процессов изменения соединялись с архетипами животных соответствующей стадии в схождные с мандалами картинами, которые они использовали как основу для своих медитаций.

_______
^[1] Восходящая заря (лат.) – Прим. пер.

^[2] Книга Святой Троицы (нем.) – Прим. пер.

^[3] Первоматерия (лат.) – Прим. пер.

^[4] Прокаливание – Прим. пер.

^[5] Слово crucible , которое употребляет МакЛейн означает в английском языке также и тигель – Прим. пер.

^[6] В оригинале МакЛейн использут два слова, обозначающие селитру: saltpeter и nitre . – Прим. пер.

^[7] Царская водка. – Прим. пер.

^[8] Мак Лейн использует древнегреческий термин pyre , который в данном случае несет особую символическую нагрузку, отсылающую к архетипическим индогерманским представлениям об очищающей функции огня. Так, Pyre играет важную роль в космогонической доктрине пифагорейцев. В конце каждого мирового цикла его пламя призвано очищать землю от накопившейся скверны, чтобы новый цикл начался как бы с чистого листа. Это всесожжение получило название экпюрозис. Схожие параллели можно найти и в скандинавской мифологии. В Старшей Эдде Гибель Богов и мира, Рагнарёк описывается именно как гибель в огне. Однако после него бытие возрождается вновь. А важнейшим девизом европейской герметической традиции была фраза: Igni Natura Renovata Integra – огнем природа обновляется вся. – Прим. пер.