«Mystai» 

Вступление

Честно говоря, все это совершенно сбивает с толку, и никакое современное образование не сумело раскрыть их смысл.

- Мэри Бирд

Тематические Дионисийские фрески, которые украшают две комнаты Виллы Мистерий, римской виллы, недалеко от стен Помпеи – это одно из самых красивых и глубоко неясных наследий, сохранившихся в затерянном мире греко-римского язычества. Широко известно, что фрески представляют собой стадии посвящения в культ Диониса, действовавший на вилле в период между 50 г. до н. э. и 79 г. н. э., когда вилла была похоронена извержением Везувия; этот замечательный артефакт был запечатан и сохранился в почти нетронутом состоянии, как будто само время внезапно было приостановлено.

Чередование мифического и ритуального, естественного и сверхъестественного, жизненного и воображаемого контекста на этих фресках таково, что они не поддавались расшифровке в течение прошлого столетия. В результате мы не приблизились к научному соглашению между заинтересованными академическими дисциплинами относительно их значения, цели или интерпретации. Одним из часто повторяемых объяснений является то, что фрески изображают инициатический свадебный ритуал; но такой ритуал никогда не был засвидетельствован - римские обычаи, касающиеся обручений и браков, хорошо задокументированы. Безусловно, наиболее распространенным наблюдением является то, что комната представляет собой триклиний или столовую, а фрески представляют собой просто роскошные украшения; и все же из ста тридцати семи помпейских триклиниев только сорок шесть имеют дионисийские образы, а из них лишь в семи преобладает дионисийская тема. Даже когда в триклинии преобладают дионисийские изображения, мы встречаемся не столько с богом, сколько с его окружением; сатиры, пантеры, менады и его стандартные символы, такие как тирсы. Учитывая размер, масштаб, артистичность и явную насыщенность ритуальных дионисийских образов на фресках Виллы Мистерий, соответствие между образами и известными фазами, действиями, стилями одежды, aitiai и конкретными задачами, связанными с Дионисийскими ритуалами посвящения просто слишком обширны, чтобы оставлять каких-либо реальные сомнения относительно их цели. На самом деле фрески изображают обряды посвящения в мистерии божества. Принимая во внимание солидные уровни изучения, затраченные на объяснение их смысла в течение столетия, естественно возникает вопрос: что делает этот шедевр таким непонятным, таким проблематичным?

Искусствовед Джас Эльснер предположил, что греко-римское искусство демонстрирует два различных способа визуализации: один - натуралистический, а другой - ритуально-центрированный. Принимая во внимание, что признание и реагирование на натурализм в искусстве культурно нормализуется, требования, предъявляемые в современный век к художественным работам на ритуальные темы, представляют собой довольно сложную задачу. Мировоззрение, которое они предполагают - и метафизически, и онтологически - не только отдалено от опыта большинства людей, оно прямо противоречит фундаментальным культурно и образовательно укоренившимся взглядам и убеждениям. Чтобы понять богатую, политеистическую ритуальную среду, требуется нечто большее, чем использование знакомых эстетических критериев. Это требует понимания встроенных в культуру ритуальных процессов и сопровождающих их методов, инструментов и практик. Если мы не сможем принять этнографическую перспективу, соразмерную с типами изображаемой ритуальной деятельности, мы не сможем понять семантическое поле, представленное образами. Фрески изображают эзотерический инициатический ритуал, который должен был повлиять на прямую встречу между неофитом и конкретным божеством. Такие обряды, широко известные как «мистерии», проводились для многих различных божеств в древнем мире. Хотя мы не можем датировать их происхождение, они художественно засвидетельствованы с седьмого века до н. э. и продолжали действовать в течение более тысячи лет, пока признанные святилища, такие как Элевсин и Самофракия, не были закрыты по приказу христианского императора Феодосия в конце четвертого века н.э.

Обряды Диониса были чрезвычайно древними, но первое идентифицируемое изображение божества восходит только к седьмому веку до нашей эры; и доказательства практики его мистерий могут быть датированы не ранее середины шестого века до нашей эры, когда образы, связанные с мистериями, начинают регулярно появляться на керамике. Мистерии принадлежат к почти универсальной, но все еще неясной совокупности практик, характеризуемых как обряды высшего посвящения; традиция, которая отличается от более известных обрядов перехода. Различие является важным, и несоблюдение его привело к бесконечной путанице. Обряды, изображенные на фресках, не подчиняются той же структурной логике, что и более привычные обряды перехода; и при этом они не направлены на достижение тех же самых целей. Ритуалы перехода направлены на переход человека от одной социальной роли и сопутствующих ей обязанностей к другой. Обряды высшего посвящения стремятся преодолеть экзистенциальные ограничения, сопутствующие смертности, путем перевода осознания индивидуума, хотя бы на мгновение, на созерцание более высокого порядка бытия, который превосходит как жизнь, так и смерть.

Мистерии древнего средиземноморского мира были географически и культурно расположенной версией таких обрядов. В этой культуре их так же можно рассматривать как вершину жизненной традиции; каждый был захвачен греческим императивом, heautou epimeleisthai, «заботиться о себе»; режим дисциплин и практик, сложившийся на протяжении веков для содействия личному и духовному развитию. Мы находим автора и священника второго века нашей эры, Луция Апулея, позиционирующего свое собственное взаимодействие с множеством мистических культов именно в таком контексте: «Я научился многочисленным культам, разнообразным обрядам и различным церемониям в моем стремлении к истине и в своём чувстве долга перед богами».

Это язык и приверженность, которые можно ожидать от глубоко погруженного в ритуально-центрированное мировоззрение человека. Особые мистерии, практикуемые на вилле, принадлежали Дионису. Это архаичное божество впервые появляется в четко идентифицируемом социальном и политическом контексте с популистской узурпацией Писистрата афинской аристократии, с обрядами Диониса - всегда бога угнетенных и не представленных частей любого населения - получившими государственную поддержку и содействие. При Писистрате происходил быстрый рост основных форм драматического искусства (дифирамб, сатир, трагедий и комедий), которые в конечном итоге происходили из обрядов Диониса и все чаще отмечались на крупных городских фестивалях. В ту же эпоху также возникла практика женского ритуала, связанная с ритуалами бога. Эта социальная революция быстро проникла в греческие прибрежные города Южной Италии, где мы находим представления групп, состоящих только из женщин, проводящих обряды Диониса с середины шестого века до нашей эры.

Роль Диониса как освободительной силы, Диониса Элефтериоса, продолжала вдохновлять общественные движения на протяжении последующих веков. Мы находим, что его образ использовался для сплочения и объединения беспокойного населения против Рима во время Сицилийских войн (три восстания между 135 и 71 г. до н.э.), Союзнических войн (91–88 гг. до н.э.), Афинского восстания (87–86 гг. до н.э.) и трех Митридатовых войн (89–63 до н.э.). Мы также видим устойчивую тенденцию, свидетельствующую с третьего столетия до нашей эры о том, что государственные органы стремились регулировать и контролировать независимую практику дионисийских обрядов путем регистрации практикующих в органах власти.

Освободительный дух, связанный с Дионисом, был все еще очевиден в повседневной жизни первого века до нашей эры в Кампании, регионе вокруг Неаполя, который включает Помпеи и некоторые из самых ранних греческих колоний. Параллельно с созданием фресок на вилле мы находим сицилийского историка Диодора Сицилийского, описывающего продолжающуюся традицию исключительно женского исполнения дионисийских обрядов и мистерий.

Как мы увидим, на Вилле Мистерий, похоже, существовало гендерное ритуальное дионисийское пространство, свободное от мужского вторжения и институционального контроля. В этом пространстве мы сталкиваемся со сложным, многослойным визуальным повествованием, в котором метафизика и риторическая сложность сочетаются с отличительной греко-римской ритуальной грамматикой. Фрески отмечают первое появление особенного «женского взгляда», используемого как вызов достижению этой цивилизованной рефлексивности, лежащей в основе самосовершенствования. Именно явное описание этого необыкновенного прозрения в сочетании с их высокой степенью персонализации, вниманием к деталям в зачастую небольших, но значительных вариациях ритуальных платьев, украшений, причесок и личных принадлежностей, позволяет сделать вывод, что цикл фресок был почти наверняка разработан и тщательно контролировался на каждом этапе женщинами.

Ритуальная структура и грамматика, которую сообщают эти фрески, может быть реконструирована путем применения знаний, полученных в результате подобных обрядов, которые до сих пор практикуются в рамках традиций, которым самим более тысячи лет. В частности, недавние открытия в области изучения качества работы, визуальности и ритуальных типов одежд поздней Республики внесли значительный вклад в усилия по расшифровке повествования фресок с точки зрения расположения в ритуально-центрированном мировоззрении.

Настоящая работа предназначена для того, чтобы представить внимательное прочтение ритуальной грамматики и динамики процесса посвящения в мистерии Диониса, как это изображено на стенах комнат 4 и 5 Виллы Мистерий. Слово «динамика» является подходящим, поскольку художник приложил немало усилий, чтобы передать как движение, так и неподвижность фигур. Он фактически, вдохнул виртуальное кинематографическое качество в ритуальный процесс, который разворачивается перед нами. Наша цель состоит в том, чтобы начать процесс чтения этого разворачивающегося рассказа, чтобы вновь войти и оживить то, что я считаю самым важным эзотерическим повествованием, которое сохранилось с древности.

Нам нужно подготовиться к пониманию перформативной логики ритуального исполнения; и социального, религиозного, мифического, археологического и исторического фона, необходимого для точного понимания фресок. Работа состоит из пяти частей: Часть I описывает структуру Дионисийского инициатического ритуала и порядок выполнения каждого этапа. Часть II посвящена практике обрядов в их греко-римском социальном и организационном контексте в Кампании в соответствующий период времени. Часть III посвящена вилле и расположению фресок внутри нее, их дизайну, иконографии и исполнению. Кроме того, в этом разделе представлен ряд концептуальных линз или рамок, которые помогают сосредоточиться на прояснении некоторых из более неясных аспектов, особенно тех, которые вовлечены в более глубокие, подразумеваемые повествования фресок. Часть IV направляет читателя по изображению цикла фресок образ за образом, обсуждая вклад, который каждый шаг вносит в создание условий для прямой встречи посвященного с божеством и одержимости им.

Свидетельства знаменитых посвященных, таких как Цицерон, Плутарх и Апулей, которые фиксировали свои реакции на инициацию в мистерии, однозначно подтверждают, что обряды привели их к встрече лицом к лицу с богами, и фундаментально изменили их взгляды на жизнь и смерть, так что они узнали, «как жить в радости и как умереть, надеясь на лучшее». Пропасть, отделяющая нас от их мира такова, что запрос на мистерии, созданный этими учеными и опытными участниками две тысячи лет назад, не может быть согласован с модернистским дискурсом. Поэтому мой подход состоял в том, чтобы принять феноменологическую перспективу, поскольку это позволяет заключать в скобки и откладывать на неопределенное время тревожные онтологические вопросы, которые составляют саму суть эзотерического опыта. По иронии судьбы именно свидетельство этих посвященных привлекло к себе внимание и любопытство людей. Оно взывает к этой тоске по более широкой области смысла перед лицом неопределенности жизни и неизбежности смерти; и оно дразняще предлагает возможность решения, некоторую форму личного спасения.

© Перевод Баньши Дану, 2020 г.